В широкие окна ординаторской заглядывает утро, мягко мерцая солнечными бликами. В помещении горит только одна свеча на столе, за которым сидит Зельда, поддерживая голову руками и пытаясь не уронить голову и не уснуть. Ночное дежурство было слишком насыщенным, а впереди был еще целый рабочий день. Запасы кофе, которые она всегда притаскивала с собой из квартиры, иссякли, и кружка, стоящая рядом с ней на краю стола была последней. Из коридора раздаётся взрыв смеха, и Гилберт невольно поворачивается в ту сторону. Официально до начала рабочего дня оставалось полтора часа, но целители, остававшиеся на дежурство, становились под утро слишком активными и шумными, что ее очень удивляло.
Большинство историй болезни написаны криво, что раздражает Зельду; видимо, их заполняли на ходу или на коленях. Гилберт бы поругала своих коллег за подобное отношение, если бы была полностью уверена в том, что все хором не начнут предлагать ей прибирать после себя и не оставлять срач. Да, пожалуй, каждый заполняет так, как ему удобно. Она откладывает перо в сторону и замирает, пряча лицо в ладони и закрывая глаза. Ей нужна минута, чтобы выгнать из головы ненужные мысли. Трет пальцами веки - у нее рябит в глазах от бесконечного текста. Отвлекает ее от минутного отдыха залетевшая в уютное, небольшое помещение медсестра.
- Целитель Гилберт, - щебечет звонкий женский голос и женщина вздрагивает; изо всех сил пытается смотреть на нее нормальными, не закрывающимися из-за сонливости и вялости глазами, - к нам поступил пациент, ребенок. Мы расположили его и его мать в палате, они вас ждут, - положила перед Зельдой историю с краткой информацией о пациенте и поспешила ретироваться. Гилберт до последнего надеялась, что до начала смены не будет новых поступивших и она успеет передохнуть, но, видимо, у судьбы были другие планы.
Целительница читает заполненные медсестрой графы с именем, возрастом и имеющимися заболеваниями, если такие имеют место быть, и не совсем понимает, что ей это все напоминает. Она еще слишком отстраненная, чтобы анализировать информацию, и доходит до нее далеко не сразу. "Ричард Хоффман, 13 лет, хроническ... Стоп, кто? Эм..." Снимает очки, потирая пальцами глаза, возвращает их на места и снова перечитывает. Определенно, не показалось. Осталось понять, тот ли это человек, на которого она думает. Ну, просто мало что ли в Британии людей, с фамилией Хоффман, логично ведь? Это не настолько редкая фамилия, и то, что поступивший пациент носит ту же самую фамилию, как тот мужчина, погибший в результате несчастного случая - ну это же может быть простым совпадением? Однако, когда Зельда читает графу про родителей, она понимает, что зря пыталась успокоить себя. Гилберт определенно не хочет больше никогда в жизни слышать про эту семью, а видеть кого-то из них уж тем более. Она чувствует, как начинает дышать слишком часто и тяжело, а от сонливости и усталости не осталось и следа. Видимо, от испуга и адреналина кровь ударила в голову; а теперь женщина сидела, отстраненно гляда на историю, и пыталась понять, как ей поступить.
Вариант "пойти и осмотреть", почему-то, отметался сразу же. Гилберт ясно представляла, как она заходит в палату, а на нее летят обвиняющие взгляды и оскорбления. Ну, по идее ведь, так и будет? Так зачем устраивать скандал, если можно поступить по умному, и избежать этой встречи. Ей от этого будет явно лучше, а мальчику и его маме не за чем лишний раз напоминать о несчастном инциденте (пусть и они понятия не имеют, при чем тут она). Оставался лишь вариант поменяться с кем-либо из смены пациентами, да, черт возьми, взять тонну чужой работы, лишь бы кто-то забрал этого мальчика себе. Почему-то сейчас Зельда была уверена, что если они встретятся, она только все испортит.
Все целители со смены ответили категоричным отказом, не просто ссылаясь на собственную занятость, а на то, что наладили контакт со своими пациентами, и передавать вести их кому-то другому уже будет даже элементарно не этично. Гилберт плевала на то, как это будет выглядеть и начинала злиться на своих коллег. "Как будто я прошу забрать мою работу, а не предлагаю выполнить всю их взамен на одну свою" - возмущалась женщина. До тех пор, пока не заметила в конце коридора целителя Гарланда, который, уткнувшись в какие-то бумажки, заходил в свой кабинет. "Точно нет. Очень плохая идея". Вот уж кто точно бы начал злорадствовать над ней при ее просьбе, так точно их дрожайший заместитель начальника отдела. Эдгар очень долго, по мнению Зельды, не затыкался со своим "А я же говорил, что надо было сделать так", и все его слова воспринимались ею как критика и желание унизить в ее же собственных глазах. Пожалуй, как считала сама Гилберт, это не просто она так негативно все воспринимала, а мужчина все именно так и делал. Однако отрицать то, что Гарланд бы определенно справился здесь лучше, чем она, теперь не могла даже Зельда. Фактически, в прошлый раз он был прав, и, решив, что сейчас стоило бы отдать мальчика на лечение именно ему, Гилберт, разрываясь от внутренних противоречий и нежелания встречаться с ним лицом к лицу лишний раз, все таки направляется к необходимому кабинету.
- Доброе утро, - вежливое приветствие и отсутствие агрессивного настроя на лице - это просто невероятный шаг вперед. Кто бы знал, чего ей это все стоило, да и сама Зельда, наверное, еще не совсем осознает, но усилия, которые она прикладывает, чтобы снова не начать смотреть на него с презрением просто огромны. По правилам этикета ей бы не мешало еще и улыбнуться, но в таком случае бы точно случилось нечто ужасное, вроде аномальной жары или резких заморозков. По выражению лица самого целителя Гарланда он удивлен и растерян не меньше, и явно не знает, как реагировать. Кажется, последний раз она так здоровалась с ним, когда еще была стажером, хотела произвести на него положительное впечатление и завязать нормальные рабочие отношения. Зельда повзрослела, это желание отпало так же быстро, как и появилось, с хорошим впечатлением не получилось, а после все совсем пошло по кривой. Не сказать, что она слишком жалеет, скорее, злиться.
- Мне по ошибке принесли вашего пациента, - Зельда решила импровизировать и делать все очень быстро, пока Гарланд еще не успел отойти от шока от ее вежливости; может, успеет покинуть кабинет раньше, чем он все вспомнит и поймет, - Наверное, перепутали наши фамилии. Но, чтоб не было так обидно, я возьму.., - наугад берет одну из четырех история, лежащих на его столе, - Возьму себе мисс Розмари с каменной рукой.., - тон немного удивлен: она и понятия не имела о таком пациенте, но это было всяко интересней и лучше сына погибшего по ее вине мужчины, - Вот вроде и решили, - она чувствовала себя максимально странно и неловко; понятия не имела, что говорить, и плела все, что приходило в голову; слава Мерлину, пока она тараторила, она почти успела добраться до выхода, и даже победно выдохнула, прежде чем ее окликнули.

Отредактировано Zelda Gilbert (2018-06-01 19:25:11)

Зельда с нейтральным взглядом смотрит на целителям Гарланда, стоящего около своего стола, с взглядом, будто он под невидимым куполом важности и неприкасаемости, и она, спустя столько лет смирения с тем, что он самый наглый и неприятный из всех, кого она когда либо встречала, не может понять его недовольства.
- В таком случае она просто нуждается во мне, - отвечает с ядовитой улыбкой девушка, и предпринимает вторую попытку улизнуть, но тщетно. Ничего нового, - Хорошо, как только мне попадутся "Берти Боттс" со вкусом рвоты, я сразу принесу их вам, - не выдерживает и все таки встает в свою исходную позицию защиты. Да, терпения хватило Зельде ненадолго, а ведь стоило предполагать, что Гарланд ответит ей еще похуже, чем ее коллеги, которые отказались ранее, но в более вежливой форме.
- Понятия не имею, я же не лезу в вашу личную жизнь, - слишком по-детски увиливает от вопроса. Честно говоря, возмущений Гарланда она не понимала. Она же, по сути, сделала все правильно - а точнее, не приближается к мальчику, как в прошлый раз умник всея святого Мунго ей и советовал, так почему же сейчас его непомерно раздутое эго так задето? Попросила не правильно? Хотя, Зельде просто казалось, что тому хочется поиздеваться и в очередной раз напомнить ей, какая она некомпетентная, а он просто кладезь полезных знаний. Их спор ещё не разгорелся по полной, но треснуть ему историей, которую Гилберт держала в руке, хотелось прямо сейчас. Это будет совсем не профессионально, но вот же он, стоит подойти и...
- Хорошо, давайте я вам немного проясню, что сейчас произошло? - Гилберт начинала откровенно злиться, и в такие самые моменты напрочь забывала о чувстве такта, с которым у нее хоть и были проблемы, но воспитание, привитое родителями, все же позволяло ей сдерживаться от пацанских замашек, которых она нахваталась от соседкой ребятни в маггловском районе еще далеко в детстве. Излишнее махание руками в такие моменты тоже, кстати, было одной из тех самых особенностей. Чтобы сказать следующие слова ей требуется очень глубокий вдох и огромная сила воли, потому что признать поражение даже в шутку для Гилберт равно самоубийству, - Я сейчас доверяю лечение пациента вам, как... - замолкает, крепко сжимая зубы. Кажется, даже тело Гилберт отказывается выполнять её приказы и давать Гарланду новый повод для насмешек, а ведь тот только их и ждал. Ее внутреннюю борьбу видит и сам заместитель начальника, и его определённо это забавляет, и он смотрит на неё, а в глазах словно читается "Ну давай же, скажи это", Гилберт сжимает кулаки и находит в себе силы, - - как более компетентному целителю, чем я. Вы же себя именно таким считаете?
В этот момент определённо слышно, как Мерлин от стыда и недоумение хлопает себя по лбу, пряча лицо в ладони, но Зельда слишком не переносит на дух этого умника, чтобы говорить такие вещи всерьёз. Частичка её разума понимает, что сейчас самое время для того, чтобы гордо взмахнуть волосами, задав высоко кверху нос, развернуться и уйти, не давая ему выбора; но ссора начала разростаться, и вряд ли теперь Зельда уйдёт из этого кабинета просто так. По правде, будь это какой то обычный пациент, и ей действительно дали его по ошибке, она бы только обрадовалась. Гилберт из всех работников, по крайней мере своего отдела, отличалась любовью к своей работе и не отлынивала от неё никогда, даже если приходилось задержаться. Зельла не знала, что именно привлекает - то, что она спасает жизни, или то, что чувствует себя здесь хоть кому-то нужной, пытаясь компенсировать нехватку внимания таким путем.
Но обычным этот пациент не был, и впервые за последние три года Зельда снова боялась, и на этот раз страх был гораздо сильней и отчетливей, ведь ошибку она ещё не успела совершить, не успела погубить ещё одну жизнь, не успела встретиться с их семьёй... Сам факт того, что Гарланд сможет каким то образом заставить её пойти в палату Хоффмана вводил Зельду в ступор, и если бы кто то сидел её моральное состояние, то выглядела бы женщина как маленькая ичпуганная девочка, забившаяся в угол от опасности и неизвестности. Но, слава Мерлину, пока что Гилберт предпочитал придерживаться позиции "Я загнана в угол, значит - я опасна".
- И нет, не верну я вам эту пациенту, я теперь тоже хочу шоколадную лягушку, - не замечая того, она делает маленький шаг в его сторону, ожидая, какую тактику на этот раз предпримет Гарланд. Ясно было только одно - Зельда просто так не отступится, и чтобы Гарланд там себе не возомнил, она и близко не приблизится к этой семье.

Стоило ему по традиции повысить на женщину голос, Зельда поняла, что просто не в силах выносить сжимающую внутренности тяжесть отвратительного сарказма и язвительности Гарланда. Она даже не находила, что сказать в ответ, потому что к ссоре по этой теме она не была готова морально, и лишь продолжала зачем то надеяться, что целителю хватит ума хотя бы не произносить имён или того, что она сделала, вслух. Стиснув зубы и нахмурившись, сдерживая себя от того, чтобы вовсе вжаться в стенку, которая так близко, Гилберт молча слушает все, что ей кричит Эдгар и, как не старается, не может разозлиться на него за это. Она бы предпочла ругань этому странному щемящему в груди чувству, которое возникает каждый раз, стоит ей подумать о перспективе встречи с вдовой Хоффман и его сыном. Жуткое ощущение неотвратимой трагедии не покидало ее сердце, и каждый раз, когда Зельда пыталась прислушаться к своему здравому смыслу, который, кстати говоря, разделял позицию Гарланда, гадкий предатель, потакала рассудку, пыталась отбросить в сторону страх, что бы собраться с силами и пойти в палату, горло начинало неприятно щипать, а желудок скукоживался, словно иссушенная долька яблока, от возвращающегося напоминания о трагедии и о том, что, собственно, проблема осталась не решенной ещё тогда. В семьдесят пятом Зельда и предположить не могла, что ей придётся пройти через этот круг ада заново.
Боль и страх всё маячили и жужжали на периферии сознания, как назойливое насекомое в темной спальне. Вот только насекомое это было отнюдь не безобидной мухой или вредным маленьким комаром. Ничтожным. Вызывающим, не больше чем жалкое раздражение. Нет. Мысль о предстоящем была сродни крылатой мохнатой сороконожке, тихо клацающей маленькими челюстями у вас над ухом в полной тьме помещения – вы знаете, что создание рядом и оно существует. Но включить свет и увидеть его уродливый ужас, значит обречь себя на нечто ещё более невыносимое…
По телу Гилберт пробегают маленькие мурашки, и она даже не хочет представлять, не хочет пропускать через себя это чувство, и желает поступить правильно, то есть ограничить взаимодействие с Хоффман.
Она сама не заметила, как перестала сверлить злобным взглядом Эдгара, и лишь опустила глаза, потирая переносицу. Стыдно ли ей? Нет, и было бы за что стыдиться... Ладно, разве что немного стыдно, но причина Гилберт все равно не ясна. Гневная тирада Гарланда закончена, и тот замолчал, уступая ход женщине, но она абсолютно не находила, что сказать. Казалось бы, он даже уже прямо заявил то, чего Зельда и добивалась, и можно просто усмехнулся, пожать плечами и сказать "И стоило орать на меня?", но каждое его слово словно припечатывало её в пол, и она терялась, не находя, что сказать. Фраза про "компетентность" её ужасно бесит, Эдгар, сказав это, словно плюнул в принципе на её искреннее желание помогать людям и развиваться самой без корыстных целей. Хотя, когда он вообще в последний раз не насмехался и не принижал её стремления, это же Гарланд.
- Так бы сразу, - скупо отвечает Гилберт, нахмурившись. Неприятный внутренний голос, а точнее, рассудок, кажется начинал брать верх над её трусостью и Зельда была почти в шаге от того, чтобы забрать историю Хоффмана-младшего обратно, пока не одернула себя. Может, Гарланд и был в чем-то прав, и Гилберт бы даже признала это, если бы он попытался понять, какого ей, а не примерял на себя роль вечного учителя в отношении к ней, и не разговаривал порой так, будто делает скидку на то что она младше и глупей. Три года назад никто не захотел помочь отправиться ей, говоря, что ничего страшного и что она разберётся сама; о том, что говорил сам Эдгар вспоминать было ещё противне и обиднее. Будь в семьдесят пятом хоть кто-то, кто попытался её поддержать, возможно, Зельда бы и смогла принять произошедшее, когда ещё был шанс, и боль от случившегося не была такой острой и резкой. Она такая же пострадавшая, только, кажется, понимать этого не хочет никто.
Разворачивается и не говоря больше ни слова спешит скорей удалиться из данного помещения и спрятаться ещё и от этого, как ей показалось, разочарованного в ней взгляде целителя Гарланда. Его вечно осуждающий и насмехающийся взор на неё - очередной бьющий в солнечное сплетение тычок в сторону её причастности к старому инцидент. Не понимает его эмоций и не хочет, говоря себе что уж до него ей точно нет дела. Зельда хотела скинуть с себя этот груз - она скинула; вот только долгожданной свободы, которую она планировала испытать и чувство лёгкости не пришли, а стягивающий дыхание ком в горле словно стал ещё больше.
Самым дальним уголком сознания Зельда понимала, что сейчас происходит. В этом сражении выиграла не она, и интуиция начала жалобно хныкать, понимая, на что прямо сейчас решается Гилберт. Все внутри неё бурлит и разваливается. Воспоминания с новой силой бомбардируют голову одно за другим, не оставляя ничего кроме щемящего отвращения и ледяной паники, однако, сделав несколько неуверенных шагов от кабинета Гарланда,  разворачивается на ватных ногах и, сопротивляясь внутренней гордости, которая прямо сейчас верещала ей во всю глотку, какая она глупая, идёт обратно, прикусив нижнюю губу.
Заходит в кабинет, почти сразу же закрывая после себя дверь и оборачивается на неё спиной. - Я не могу.., - слишком тихо для диалога с Гарландом выдыхает Зельда. Сама не знает, что именно не может - уйти с чистой совестью, вылечить другого пациента или пойти к мальчику, - Я хочу ему помочь, но.., - разводит руки и не может найти нормальных слов, чтобы закончить предложение, но, кажется, и без этого все понятно.
- Ты же даже не пытаешься меня понять, а только твердишь, какая я глупая и носом меня во все тыкаешь! - на пару мгновений вернулась прежняя Зельда, у которой Гарланд был виновен во всех смертных грехах, и голос её немного повысился от возмущение. Она даже не сразу заметила, что впервые обратилась на "Ты", чего старательно избегала, считая, что такое обращение даже не столько для друзей, сколько для тех, кто не ведёт себя как кусок дерьмо ну или как Эдгар, - Вы, я хотела сказать Вы, - поправляет себя, категорично намекая, что не настроена на улучшение отношений впринципе. Сейчас она вернулась в его кабинет, чтобы... Гилберт и сама себе ответить на этот вопрос не может, но почему то она считала, что так будет правильно. И, если совсем честно, она нуждалась в хоть какой нибудь помощи от него.
"Хотя чего от него вообще ждать? Максимум заявления, что я кисейная барышня и пинка в сторону палаты..."

Омерзение к себе поднимается изнутри, когда Зельда доходит до нового очевидного факта: постараться поступить правильно – значит полностью признать свою вину. Признать свою ответственность, свою причастность к этому ужасу, а такое пережить будет довольно сложно. Женщина нехотя садится в кресло, и то, только потому, что если она выйдет за пределы кабинета, то придется идти в палату, и оттянуть неизбежное хочется как можно на дольше, и следит за действиями целителя Гарланда. Он направляет в ее сторону небольшую папку, и Зельда, подозрительно смотря то на него, то на предмет напротив себя, открывает ее, перелистывая тонкими пальцами несколько историй.
Что ж, это оказалось словно еще одним грузом для нее, стоило Эдгару начать объяснять, что это за папки. "Да, да, конечно. Ты реально думала, что он хотя бы сделает вид, что сочувствует? Ну ты и идиотина." По правде, Гилберт какой-то своей частью разума понимала, что целитель Гарланд хочет донести ей явно не то, что она опять себе надумала, и явно не собирается указывать ей на то, что он справился с тем, что по его вине тоже когда-то кто-то погиб, а она нет. И все же, воспринимать каждое его слово и действие в штыки уже настолько вошло в привычку, что она не могла по другому. Правда, в этот раз Зельда не хочет рычать на мужчину по этому поводу, ведь даже если он и говорит именно в таком свете - то как раз таки в этот раз это правда. Его откровение, пусть и вынужденное, удивляет её, и женщина поднимает взгляд на Гарланда, сидящего за столом. Она бы никогда не подумала, что он признается в собственных ошибках, это было для Зельды первым открытием. Вторым - то, что расскажет ей.
Легче от его слов не стало, а скорее наоборот; Зельда задалась вопросом, что делал Гарланд, чтобы заглушить пустоту внутри, и ответ как то пришёл сам собой - пил, очевидно же. Углубляться в настоящие причины его пристрастия не особо хотелось впринципе; было лишь интересно, смог ли он самостоятельно принять произошедшее, или же кто-то помог ему?
— Понимаю я вас, целитель Гилберт, вас все тут поймут, потому что в том или ином виде такой списочек есть у всех. И удивительно, что к вашим тридцати, у вас в нем всего один человек, - Зельда хмурится еще сильней, злится и чувствует себя в данный момент максимально беззащитной. Застыла тишина. Эмоции одна за другой пронзали изнутри. Здесь были вина, страх, беспомощность, несправедливость. И все они яростно разрывали Гилберт на куски.
Эти слова снова звучат для неё, как упрёк, но сил возмутился нет. Это просто долбанная привычка воспринимать все агрессией. Тупое нежелание показывать очевидную слабость. Да ещё и эти слезы, которые из-за происходящего постепенно грозились покатиться из глаз. Гарланду вообще по статусу их отношений и ввиду его вечного желания высмеять её полагается видеть только сильную Зельду, улыбчивую, которую пусть и раздражает его присутствие, но она старается его игнорироватт, но не поникшесть, разбитость, сломленность. "Ты должна. Должна встать и пойти в палату. Видишь, даже этот упырь признал, что он не настолько лучший, каким выставляет себя... Ей даже было немного стыдно за последние мысли, но менять свое отношение к нему всего лишь из-за того, что он единственный раз смог не стыдить её, Зельда не собиралась.
Переведя взгляд на папку перед собой, Зельда откинулась на спинку стула, смотря в одну точку. Ей богу, взрослая женщина, точно решила, что должна сделать это, должна пойти и осмотреть мальчика, а сидит тут, как ребёнок, получивший двойку и нагоняй от родителей, и не может найти сил подняться с места.
- Вы не договорили, что сейчас с ней? С миссис Сальми? - интересуется Зельда, переводя страдальческий взгляд на Эдгара. Выглядит она слишком устало, однако, несмотря на то, что хочется расслабиться и говорить спокойно, её слова все равно звучат немного резко. Не так агрессивно, как обычно, но все равно её голос явно не настроен дружелюбно.
По правде, сделать менее разбитый и расстроенный вид она уже не может, тратя все силы на сдерживание предстоящей и возможной истерики. Но ей и правда интересно, что же сейчас с той женщиной, и жива ли она? В курсе ли, из-за кого она лишилась семьи, и самое главное - как отнеслась к этому и от скольких проклятий пришлось спасаться Гарланду.
- Она знает, что вы виноваты в этом? - что ж, это был край: Зельда, не совсем отличающаяся тактичностью, сейчас побила собственный рекорд, но, учитывая перед кем она сидела, особой вины она не чувствовала, и в данный момент скорее проецировала все на свой случай, - в семьдесят пятом я хотела написать этой женщине, вдове Хоффмана. Не знаю, что я хотела. Наверное... Меня не так волновали её чувства, в отличии от собственных. Я думала, что если напишу, что.., - Зельда замолкает и смотрит на Гарланда, желая удостовериться, что он хотя бы делает вид, что слушает, она тут вообще-то говорит ему (ему!!!) то, о чем близким боялась признаться, и если он сейчас скажет что нибудь, опять намекая на её глупость, велика вероятность, что кто-то останется без глаза, - что если я извинюсь, мне будет проще. Но как то... Не сложилось, - Гилберт вспомнила, как сожгла абсолютно все, что написала в нескольких экземплярах, и поняв, что в данный момент выглядит уж слишком жалко и печально, усмехнулась. Получилось так же уныло и скорбно, - Но какой вообще от этого смысл? В смысле, ей же вообще нет дела, кто ошибся, так ведь? А от того, что я в чем то признаюсь, он не оживёт.
Продолжая утешать собственную совесть эгоистичными мыслями, Зельда взяла в руки историю с именем младшего Хоффмана, сжимая свободную руку в кулак, словно собирая на помощь себе всю силу духа, что у неё была, - Ладно, и что делать?