Тонкие, чуть кривоватые строчки выдавали волнение Ирмы Блэк при написании письма. Орион, вглядываясь в них, ловит себя на мысли, что эти черные линии на чуть помятом пергаменте напоминают ему змей: длинных, шипящих, смертоносных. Вникнуть в написанное он не пытался - не получится, бессмысленная трата времени, галлоны лишней воды, в которой нетрудно захлебнуться, не выплыть на поверхность. Мать Вальбурги никогда не отличалась лаконичностью в отличии от своей дочери. Всё написанное можно было уместить в три горьких, но емких слова.

Вальбурга потеряла ребёнка.

Факт, на который должна быть реакция. Событие, из-за которого Орион должен был почувствовать хоть что-то. Трагедия их маленькой семьи, которая обязана вызвать бурю, смерч, тайфун.

Орион откидывается на спинку своего рабочего кресла и прикрывает глаза. Пустота. Вакуум. Это неправильно, это ужасно, это все, что у него сейчас внутри.

Утром за завтраком она смеялась - Орион помнил это отчетливо, хотя даже не мог восстановить в памяти из-за чего. Ожидание ребенка сделало Вальбургу мягче, женственнее, и он много раз ловил себя на мысли, что любуется ей украдкой по вечерам в гостиной, в столовой за завтраком, ночью перед тем как уснуть. Ее смех и улыбки поднимали настроение, заставляли усмехаться чему-то своему по пути в Министерство и во время работы, спешить домой чтобы вновь увидеть искорки радости в этих вечно серьезных глазах -  искренние, подаренные ему, потому что…

Потому что теперь все было по-настоящему. Маленькое существо под сердцем его супруги, еще не появившись на свет, творило самое настоящее волшебство: создавало, скрепляло то, чего не было и в помине, на что Орион и не надеялся. Благодаря ребенку они постепенно, медленно, но верно становились семьей в глазах мужчины, а не оставались двумя совершенно чужими людьми, вцепившимися в брак как в спасательный от проблем и сложностей круг.

Часы на руке оглушительно тикают, каждое движение тонкой секундной стрелки отдает тупой болью в висках. Так странно - время всё ещё идёт, а кажется, что остановилось.

Дочка. Вальбурга была в этом уверена, Орион не подвергал ее предчувствия сомнению. Естественно, он хотел сына, наследника - Сириуса, которого он назовет в честь своего деда, в честь одной из ярчайших звезд на небосводе. Но дочка… Удивительно, расстройства и разочарования не было - сын еще будет, обязательно, а сейчас родится девочка - и от осознания этого где-то за грудиной щемило от нежности. Не обязанность, не плата перед предками, не появление будущего главы Великого Рода Блэк, а бесценный дар. Принцесса, милая, добрая, самая родная, которая не будет нуждаться ни в чем, уж об этом Орион позаботится. У него уже был пример угрюмого Арктуруса и несчастной из-за этого Лукреции. Такая история больше не повторится, не в его семье, не с ним.

Всего лишь один день - и прекрасная картина будущего скукоживается с тихим шипением также, как и письмо от Ирмы Блэк от огня на металлической тарелке. Орион наблюдает за этим без единой эмоции на лице, отрешенно следит как крохотные языки пламени облизывают пергамент, уничтожают длинные строчки с горестным воплем женщины, чья мечта стать бабушкой не сбылась.

Вальбурга сейчас одна. Орион должен быть с ней. В горе и радости, так, кажется, они обещали друг другу. Только вот необходимо ли ей его присутствие сейчас? Он боится узнать ответ на этот вопрос - слишком высок шанс, что он придется не по вкусу. Но все же мужчина поднимается, с тихим скрипом отодвигает кресло и встает, выходит из кабинета в пустой холодный коридор.

Сухой формулировки “по семейным обстоятельствам” оказывается достаточно, чтобы уйти с работы на пару часов раньше. То ли дело в фамилии, с представителем которой не хочется связываться, то ли в выражении лица, которое Орион не в силах был контролировать - но глава отдела не сказал ни слова, хотя на рабочем столе его сотрудника было достаточно бумаг, которым необходимо было уделить внимание. Тревога в серых глазах секретарши начальника, с которой Орион старался поддерживать хорошие отношения, ее тихое: “Все в порядке, мистер Блэк?” доказывает, что все же письмо матери Вальбурги наложило свой отпечаток.

Все ли у него в порядке? Смешная шутка.

Дорога домой прошла как в тумане. Орион не помнит, как поднялся на лифте в атриум, как исчез в ярком пламени камина, назвав адрес дома, как остановился у закрытой двери в спальню и прижался лбом к прохладному дереву. Он должен был что-то сделать. Он должен был что-то сказать. Он должен был, но пустота будто начинала пожирать изнутри. А каково сейчас ей?

Орион нащупывает гладкую ручку, тянет дверь на себя, делает шаг вперед и застывает в дверном проеме не в силах сделать пару шагов к кровати, лишь вдыхает еле уловимый запах зелья, которым, казалось, эта комната была теперь пропитана. Ему остается только смотреть - на нее, такую бледную, такую одинокую. Почему ее мать не осталась рядом, а побежала строчить письма? Почему Лукреция еще не здесь? Почему он позволил себе задержаться в Министерстве, а не примчался сразу же сюда? Нельзя быть одной в такой момент, даже такой сильной женщине как Вальбурга.

Блэк начинает движение только в тот момент, когда она замечает его присутствие, будто одним своим “Орион” снимая с него оцепенение. Садится на край кровати возле нее, но даже не делает попытки прикоснуться, взять за руку, поскольку не может предугадать реакции. Обычную женщину такой жест успокоил бы, подбодрил бы. Вальбурга же никогда не была обычной женщиной - к сожалению или счастью.

- Как ты себя чувствуешь? - его голос хриплый от долгого молчания, слова будто раздирают горло при произнесении. Он смотрит на неё, как сегодня уже смотрел на горящее письмо - без каких-либо эмоций, лишь с зияющей пустотой и проступающей горечью осознания где-то в глубине глаз: - Хочешь, я прикажу Кричеру заварить твой любимый кофе?