Признаться, Ремус был из тех людей, о которых говорят: «В тихом омуте, да черти водятся». И черти у него были соответствующие. С клыками с палец размером, с горящими во тьме голубыми глазами, светло-каштановой шерстью и когтями, способными порвать одним ударом мощной лапы. Черти эти никак не давали о себе знать, только раз в месяц на пару-тройку дней выбирались из омута и переворачивали все вверх дном так, что Монгольскому Игу и не снилось. Друзья находили в этом его состоянии что-то даже смешное. Каждый чертов раз, когда они выбирались в Хогсмид, мальчишки только и хохотали, что над байками, которые пускали завсегдатаи «Трех метел», уверенные, что слышали вой, крики, грохот. Конечно, любители выпивки и свободных ушей начнут приукрасить. Но Люпин до пятого курса слабо помнил, как проходили трансформации. Помнил только бесконечную животную ярость, которая вспышками коротила в сознании. Помнил только бесконечную боль, когда кости сначала ломило, мышцы вытягивало, а потом еще и собственные клыки и когти пытались выдрать лакомый кровавый кусочек мясца. И потому с Мародёрами он никогда не смеялся. Не видел в этом ничего смешного.
На пятом курсе все изменилось. Друзья-анимаги (засранцы, они ведь скрывали от него это!) помогли немного взять оборотня под контроль. Да, при виде и запахе людей он все еще впадал в ярость, но если рядом есть только животные, то переставал драть сам себя, успокаивался. Видя себе подобных, он чувствовал себя членом стаи. А в стае дурью страдать не принято.
Но пятый курс, как и все другие, разумеется, имеет привычку заканчиваться. И вот Ремус смотрит на свой маленький календарь, вздыхая. До первых экзаменов гребанный месяц, а он опять должен выпадать из учебного процесса. И это невероятно раздражало. Опять отлеживайся потом, пытайся догнать, к некоторым преподавателям он даже сам напрашивается на дополнительные занятия, лишь бы наверстать материал. Он должен сдать С.О.В. на «Отлично». Он должен доказать отцу, что все планы, какие он строил на своего сына, осуществятся. Лишь бы он признал в Луни своего сына вновь.
- Нет, я иду вечером, когда все уже вернутся с ужина в гостиные, - строго оборвал он обрадовавшихся полнолунию Джеймса и Сириуса. – А вы – сидите и готовитесь. И не смейте отлынивать от учебы. На носу экзамены, вы должны набрать необходимое количество баллов, если не хотите прошляпить свои предметы на шестом курсе.
Разумеется, им было нечем крыть. Нет, гениальность или шпаргалки тут не помогут. Комиссию нельзя обмануть, а МакГонагалл на них рассчитывает. Поблажки, которые она делала им пять лет, должны быть окуплены. За свое поведение четверка давно должна была вылететь из Хогвартса. Но они продолжали учиться. И Ремус чувствовал себя ответственным за то, чтобы ребята занимались.
Весь день он просидел в больничном крыле. Взял с собой учебник по трансфигурации и сидел, учился. На занятия не ходил, на завтраке отсутствовал. Да и на обеде тоже. И даже в библиотеке послушного «хорошего мальчика» было не застать. Разумеется, друзья всем скажут, что он заболел. Ну, что поделать? Вот такой вот, слабенький на здоровье, их Луни.
Ужин тоже пришлось переждать. Ничего, за пять лет невольно привыкаешь. За это время, сидя в каморке Больничного Крыла, он помог почистить утки, сложил идеально ровно свежие простыни и даже рассортировал бинты по длине. Не любил Люпин сидеть без дела, никак не мог избавиться от привычки постоянно что-то делать руками. Да и нервничал он каждый раз. Вдруг, что-то пойдет не так? Не должны друзья быть там. Это опасно. Каждый раз они рискуют своими жизнями ради него. Но, признаться, с другой стороны он был бесконечно рад, что они рядом. Еще ни одна живая душа не показывала ему, как он дорог, настолько сильно. Это и было приятно, и даже льстило. Много людей ради вас готовы рискнуть всем, стать незаконными анимагами, да еще и тратить несколько ночей в месяц, чтобы потом сидеть на занятиях боггартами варёными, едва в состоянии отличить буквы друг от друга, не то, чтобы соображать. А подобное состояние всегда заканчивается дополнительными заданиями и занятиями после уроков. Многие? А у Рема их было целых трое.
Вечер укрыл приятными сумерками Хогвартс. Постучала мадам Помфри. Как всегда, бледная и с глазами, полными сочувствия. Ремус что-то ей говорит, мол, все в порядке, я привык уже, буду ждать, когда смогу у Вас отдохнуть тут. Уходит. В коридорах лучше не светиться, поэтому он пользуется ходами, что они открыли вместе с Мародерами. И потому спускается очень быстро, минуя дурацкие лестницы, на которых можно встретить и пару ребят, задержавшихся в Большом Зале или в клубе Плюй-камней. Так было безопаснее для всех.
На улице приятно прохладно. Ремус ежится. Он не был тепло одет. Только школьная мантия, даже шарф не повязал. Боялся, что наличие одежды с человеческим запахом взбесит оборотня. Свою он прятал под половицы дома. Оборотни отличаются от анимагов очень сильно. И дело не только в непроизвольном обращении. Одежда на анимагах становится частью их окраса. Даже очки (знаете, как смешно выглядит олень с отметинами вокруг глаз?), часы, кольца. Все станет частью узора на покрове. Но покров оборотня растет изнутри. И, изменившись, Рем просто вырвется от своей мантии. Потому обращение он проводит всегда в полном одиночестве. Не то, чтобы его друзья, заметив Луни обнаженным, открыли бы для себя что-то новое. Но светить перед друзьями своим голым задом он не хотел. Слишком много чести, перед ними еще и скакать до превращения, в чем мать родила.
Иву он обходит привычными движениями. Это уже почти как танец. Да и та натренирована на оборотня. Уже знает, что на него реагировать не надо. Только так, пугает для вида, чтобы не расслаблялся. Наблюдателя он не заметил, не почувствовал. И даже не подумал осмотреться. Кому взбредет в голову сейчас ходить тут, да еще и рядом с Ивой? Мальчишка спустился в знакомый проход и быстро пошел вперед. Рубашку он расстегивал уже на ходу. Палочку с собой не брал, а потому периодически оступался и ругал Мерлина и всю его ни в чем не повинную родню, на чем свет стоял. В Хижине он бросается в одну из комнат, срывает с себя мантию – та летит на старое подранное кресло. Луна совсем скоро взойдет, стоит поторопиться. Рубашку он снимает аккуратно, чтобы пуговицы не порвать. Складывает и ежится. Холод здесь собачий…
– Ну-ка, Люпин…
Сердце его пропускает удар. Живот рухнул куда-то вниз, к пяткам, а ноги онемели от страха. Он бы поверил, что это Сириус пытается изобразить Северуса, чтобы напугать друга. Но он не мог этого сделать. Во-первых, если бы Сириус был тут так рано, то точно бы получил от друга-брата-Мародёра по тыкве. А во-вторых, Северуса ни с кем не спутаешь. Вот они и стояли друг перед другом, как два баклана. Один с палочкой наперевес, а другой - в одних штанах (грудь, плечи и спина были покрыты шрамами, которыми мальчишка не хотел бы светить) и с видом, будто застукали его, как минимум, за мастурбацией.
- Чтоб тебя… - не стал договаривать Ремус и обернулся. Лицо бледное, глаза огромные, напуганные. В горле пересохло, а губы невольно начинали дрожать. – Что ты забыл здесь, Северус?
Не сказать, что у Ремуса были какие-то претензии к мальчишке со Слизерина. Самому Ремусу было на него чуть менее, чем плевать. Но глупый маленький нюхач, признаться, был чем-то средним между занозой в заднице и костью в горле. И его чрезмерное любопытство относительно пропаж Люпина заставляло нервничать. А Люпин не любит нервничать лишний раз. Поводов в жизни и без того хватает.
- Так, нет, помолчи, - о, какой он самодовольный, вы только посмотрите. Молодец, сыщик, поймал. Только… что теперь? Что ты собираешься делать с этой палочкой? Ткнешь ей оборотню в глаз? – Северус, ты молодец. Ты меня поймал. Игра закончена, я сдаюсь. А теперь убери палочку и уйди отсюда, пожалуйста. И быстро. И прямо сейчас. Я обещаю, что потом мы поговорим, наедине, без Сириуса и Джеймса, но только, если ты сейчас свалишь.
Стоило убедить горе-детектива отступить. Луна уже была близко. Кипящее чувство в груди усиливалось. Где же ребята, когда они так нужны?!
- Северус, я очень тебя прошу, сгинь прямо сейчас. Это для твоего же блага!
Отредактировано Remus Lupin (2018-07-01 03:40:40)