Люциус сидит в высоком жестком кресле почти неподвижно — нога на ногу, светлые волосы аккуратно перевязаны черной шелковой лентой, на коленях — небольшая книга в невзрачном, грязно-бежевом переплете. Глаза скользят по строчкам размеренно-ровно, как по накатанной лыжне, смысл укладывается правильно, по нужным полкам. Хотя он помнит времена, когда продирался через эти страницы, словно по густым зарослям, спотыкаясь о термины и путаясь в сложном сплетении слов. "Капитализм и свобода" Милтона Фридмена, одна из множества книг, которые он должен был прочитать, чтобы стать хорошим сыном. Пару лет назад он ненавидел ее и весь этот огромный список, возглавляемый бородатым Марксом с его "Капиталом", он ненавидел раз за разом перечитывать одни и те же предложения и чувствовать себя идиотом, не способным понять вещи, которые для его отца, казалось, были элементарными. Но он заставлял себя, снова и снова, каждый день, каждый вечер, и постепенно понимание стало приходить к нему, а вместе с ним начал приходить и интерес. Да, большую часть времени Люциус привычно презирал магглов, но все же глупо было не признавать, что к некоторым вещам у них есть способности. Взять того же Милтона Фридмена — мало того, что маггл, так еще и американец, а все же что-то наваял. И Люциуса когда-то поразило до глубины души то, насколько магическая экономика примитивнее маггловской. Когда последние уже вовсю делали деньги на фондовых биржах и развивали хеджевые фонды, для волшебников вся суть экономики все еще укладывалась в фразе: "Отдайте золото гоблинам, они знают, где его спрятать". Да, маги во многом застряли в прошлом. Впрочем, не все желали в нем оставаться.
Люциус словно не замечает, когда пламя в камине вспыхивает ярче и устремляется вверх. По его бледному лицу пляшут зеленые отсветы, но он не отвлекается, даже когда в языках огня появляется темная тонкая фигура. Он спокойно, никуда не торопясь, дочитывает длинный заковыристый абзац до его логического завершения, аккуратно закрывает книгу и лишь затем поднимает светло-серые глаза на своего позднего гостя. Северус Снейп. Мальчишка должен был появиться больше часа назад, подумать только — какой-то нищий полукровка заставляет его ждать больше часа, а Люциус думает только о том, что, пожалуй, минут через тридцать отправил бы за ним эльфа. Потому что... Ну, это же Северус Снейп. Ты или принимаешь его полностью, или не принимаешь совсем. Большинство разумно выбирало второй вариант, но Люциус никогда не относил себя к большинству.
— Рад, что ты пришел, Северус, — в его взгляде — совершенно никакого раздражения, в голосе нет упрека, он словно бы и не услышал извинения Снейпа. Какие там у него могли возникнуть проблемы? Опять эта шайка юных террористов во главе с Блэком и Поттером — двумя яркими иллюстрациями к книге "Мир не идеален"? Он смотрит на Снейпа оценивающе — цепляется за привычно поношенную мантию, за чересчур тонкие ломкие пальцы, за лицо — неестественно белое на фоне остальной черной картины. Что ж, все, как обычно, разве что темные глаза как-то лихорадочно блестят — должно быть, от огня. Но никаких синяков, никаких царапин, никакой крови. Пока кровь не идет — все в порядке.
Люциус улыбается ему уголком губ, поднимается на ноги и подходит к круглому столику, на который Северус сложил книги. Он и забыл, что давал их ему. Последняя — "Проклятия, которых нет" — должно быть, не самое подходящее чтиво для несовершеннолетнего школьника. На самом деле, если бы кто-то из преподавателей увидел ее, у них могли бы быть проблемы, но Люциус не сомневался, что Северус не станет читать ее в школьных коридорах. Он умный мальчик.
— Да, любопытная вещица. Хотя и несколько устаревшая. Октавиус Бёрк умер... — Люциус на мгновение задумывается, останавливая взгляд на длинном худом лице своего дальнего предка, хмурящего брови с выцветшей от времени обложки, — ...Больше трехсот лет назад. Это уникальная книга, — он открывает ее, пролистывает небрежно, словно и не он только что сказал "уникальная", и усмехается, уцепившись за что-то взглядом. — Единственный экземпляр, в котором Октавиус записывал магические формулы собственной кровью.
Он проводит кончиком длинного пальца по строчке — может, когда-то она была красной и чистой, но сейчас, спустя три столетия, она больше похожа на потускневшую ржавчину.
— Он считал, что так достигнет бессмертия и сможет через книгу говорить со своими потомками. Буквально. — Люциус улыбается, скользит взглядом по витиеватым грязно-бурым словам, складывающимся в заклинание, блики огня пляшут на его бледном лице и в серых глазах, и на мгновение кажется, что он уже не здесь — ушел, погрузился в себя. Но через секунду он захлопывает книгу, смотрит на Северуса и улыбается открыто — уже не своим мыслям, а только ему. — Но, видимо, что-то у него пошло не так, потому что я, сколько ни читал, так и не услышал его голоса. Добби!
Имя своего личного домовика он произносит без перехода, неожиданно, но эльф, словно стоявший все это время за дверью, появляется сразу и кланяется до нелепости низко, касаясь пола кончиками больших ушей.
— Да, Хозяин, — и тут же, спохватившись, отвешивает еще один поклон, не такой низкий, но тоже вполне себе подобострастный. — Сэр Северус Снейп.
— Принеси вина. У нас есть повод немного выпить, правда, Северус? — он приобнимает Снейпа за плечо и свободной рукой взъерошивает его угольно-черные волосы. Помнит, что тот этого не любит, но его это веселит: смущать и раздражать Северуса, зная, что ты — возможно, единственный, кто делает это безнаказанно — особый вид удовольствия.
Отредактировано Lucius Malfoy (2018-08-12 13:35:57)